Дошли наконец-то руки разгрести завалы в своем почтовом ящике. Ох, сколько же там писем, которые давным-давно надо было удалить! Зато там же отыскался один текст, который показался мне вполне достойным публикации здесь. Это мой ответ на заявление, что сторонники свободного рынка — все поголовно злобные социал-дарвинисты. Вот, собственно, письмо, на которое был написан ответ: > Если вы с чего-то взяли, что рыночные анархисты руководствуются принципами социал-дарвинизма
Ну, некоторые открыто руководствуются, но большинство -по непониманию или заблуждению С либертарианцами и либералами все банальнее, многие из них открыто провозглашают право сильного и заявляют, что если в рыночном рае ты не нажил капитала, то ты просто неудачник и сам виноват, что не вписался в рынок, соответственно подыхай
А вот и мое возражение:Во-первых, рыночный анархизм не навязывает человеку никаких ценностей. Если человек не хочет «наживать капитал», а хочет удалиться в горы и там вести жизнь отшельника, то это его право, и нельзя называть его неудачником. Это вы с чего-то решили, что вся жизнь рыночного анархиста должна быть посвящена погоне за деньгами и насмешкам над «лузерами».
Но вот если человек хочет всего, что предоставляет ему рынок, а платить при этом не хочет, то уж извините, но это свинство. Почему на него все должны работать бесплатно? Он что, особенный?
И да, рыночный анархизм предполагает, что человек будет надеяться в первую очередь на себя и свои силы, а не на государство. Чем это плохо? Почему нужно поощрять иждивенческие настроения? Почему людям, которые не то чтобы не могут, а просто не хотят работать, нужны какие-то пособия? Вот во Франции социальное обеспечение уже стало серьезной проблемой для бюджета: люди смекнули, что на пособия по безработице можно прекрасно жить годами, и уже не хотят работать:
http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/7907/Я не к тому все это говорю, что нужно затаптывать слабых, а к тому, что нельзя позволять слабым садиться на шею. Можно дать человеку что-то вроде подъемных, если уж так хочется помочь ему, но дальше он должен справляться сам. У того же Ротбарда очень интересные есть наблюдения по поводу благотворительности у мормонов, албанцев-эмигрантов, поляков-католиков в Бруклине.
(Кому из читателей моего блога интересно — вот ссылка на скачивание книги.).
читать дальшеЦитировать его я не буду, там очень длинно. Но нате, кушайте цитату из другой книжки. Называется она «Экономика для обычных людей», и написал ее Джин Кэллахан. Тоже по поводу «войны всех против всех», «сильный жрет слабого» и т.д.
Для описания рынка часто используется спортивная и военная терминология. Мы слышим, что международная конкуренция ведет к тому, что одни страны «выигрывают», а другие «проигрывают». Газетные заголовки кричат о том, что какая-то компания «уничтожила» своих конкурентов или что США ведут «экономическую войну» с Японией или ОПЕК.
В качестве вольных метафор такие термины уместны. Однако аналогия очень быстро заканчивается. Ключевое различие между игрой и рыночным процессом состоит в том, что на рынке все его участники выигрывают в результате свободного обмена.
Представьте, что вы и я открываем конкурирующие компании по разработке и продаже программного обеспечения. Спустя какое-то время становится ясно, что потребители предпочитают ваш продукт. Я закрываю свой бизнес, а вы нанимаете меня в свою компанию в качестве ведущего программиста. В каком-то смысле я проиграл, а вы выиграли. Но в более важном смысле выиграл каждый из нас. Теперь в деле удовлетворения потребностей потребителей я исполняю роль, более соответствующую моим способностям, чем раньше, у вас появился новый ведущий программист, а потребители получают возможность пользоваться услугами более эффективной компании по разработке программного обеспечения. Как это не похоже на спорт, где победитель добавляет к своему рейтингу очко, а проигравший ноль, и все расходятся по домам. Рыночный процесс очень сильно отличается и от войны, в которой победители могут делать с побежденным противником все, что захотят, вплоть до физического уничтожения.
Слишком буквальное следование логике метафор игры и войны при описании рыночного процесса искажает его природу. Рыночная конкуренция решительным образом отличается как от спортивных состязаний, так и от военных действий. Ее предназначение не в том, чтобы выявлять «победителей» и «проигравших», а в том, чтобы позволить каждому найти свое место в системе производства, занимая которое они могут наилучшим образом удовлетворять желания потребителей.
Во-вторых (наконец-то мы добрались до этого «во-вторых»!), дарвинизм в XIX веке просто был модной теорией. Им увлекались повально и лепили его к чему надо и к чему не надо. Либералы, скрестив дарвинизм со своими идеями, получили социал-дарвинизм. А вот Альфред Маршалл, профессор экономики в Кембридже, например, использовал те же идеи Дарвина для оправдания коллективизма и утверждал, что сама эволюция предназначила человека к самопожертвованию ради коллектива. Писатель Бернард Шоу, симпатизировавший социализму, тоже был рьяным дарвинистом. Он даже считал (как и другой писатель, Герберт Уэллс), что государство ради общего блага должно отбраковывать «неприспособленных», например, запрещать им иметь детей. Кропоткина не забываем тоже, правда, у него таких людоедских идей не было.
Но скрещение политических идей с дарвинизмом было опасно еще и вот в каком плане (это, кстати, Ротбард подметил). Если эволюция все сделает сама, то зачем тогда бороться против государства? Оно само отомрет... лет этак через тысячу. Собственно, социал-дарвинисты, такие, как Герберт Спенсер, на этом и погорели. Увлекшись своими идеями, они думали только о счастливом будущем и перестали предпринимать какие-то действия, чтобы улучшить жизнь уже в настоящем.
Бедный Дарвин! Он-то никогда не пытался механически перенести свои идеи на общество. Он понимал, что социальные науки гораздо сложнее биологических и что механически переносить теории последних в социологию крайне вредно. Да и вообще, любая теория — это не руководство к действию. И уж тем более не стоит из нее выводить нормы морали. Может, с точки зрения экономики и нет ничего плохого, что один человек бросит другого в беде. Но мы же не только экономические существа. У нас еще и чувства, знаете ли, есть.
И чем мне нравится рыночная теория, так это тем, что она дает простор для чувств. Она не объявляет взаимопомощь ни моральной, ни аморальной, ни обязательной, ни вредной, не предписывает человеку, что он должен думать и чувствовать по этому поводу. Она просто описывает, как в условиях рынка может функционировать благотворительность, если люди захотят, чтобы она была. И как в условиях государства любое подобное начинание неизбежно превратится в свою противоположность.
The end